Двое на одного

В рамках нашей новой рубрики два критика будут разбирать один стихотворный текст, говоря о его достоинствах и недостатках, значении (или отсутствии такового) для современной поэзии. В этот раз мы решили остановиться на тексте Ах Астаховой из дискуссии, затеянной Кириллом Анкудиновым на его странице. Повод для дискуссии дало высказывание Евгении Коробковой на недавнем круглом столе, обращённое к представителю издательства «АСТ» (подробнее см. в репортаже на Textura). Мы попросили двух литературных критиков – обозревателя портала «Rara Avis» Максима Алпатова и преподавателя словесности Лицея НИУ ВШЭ Олега Демидова прокомментировать стихотворение.

Максим Алпатов. Родился в 1987 году, живёт в Самаре. Работает в технологической службе на металлургическом предприятии. Участник семинаров критики Совещания молодых писателей Союза Писателей Москвы 15-го Международного форума молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья. Критические работы публиковались в журналах «Кольцо А», «Лиterraтура», на сайтах «Rara Avis», «Сетевая Словесность».

Олег Демидов. Родился в 1989 году в Москве. Окончил филологический факультет МГПИ. Литературовед. Составитель книги «Циники: роман и стихи» (М.: Книжный клуб Книговек, 2016), а также двух собраний сочинений – Анатолия Мариенгофа (М.: Книжный клуб Книговек, 2013) и Ивана Грузинова (М.: Водолей, 2016). Готовится к печати книга «Первый денди страны Советов» (М.: Редакция Елены Шубиной). Со стихами печатался в альманахах «Ликбез» и «Лёд и пламень», в журналах «Кольцо А», «Нижний Новгород» и «Новый мир». С прозой – в «Волге». С литературоведческими статьями – в журналах «Октябрь», «Homo Legens» и «Сибирские огни». С публицистикой – на порталах «Свободная пресса», «Кашин», «Перемены» и «Rara Avis: открытая критика». Работает преподавателем словесности в лицее НИУ ВШЭ.

Ах Астахова

ТУПИК 

Зашёл в тупик мой поиск оправданий:
ни города, ни дома своего!
Я бестолочь, коль тысячи признаний
важнее человека одного.

Мне хочется успеть и то, и это!
Но вместо этого, как из окна такси,
я наблюдаю, как моя планета
стремительно съезжает по оси!

Несёт такси по замкнутому кругу,
Я что есть сил кричу: «Останови!
Мне трудно различать врага от друга
и (боже мой!) тщеславье от любви».

Что мочи есть, водитель жмёт на тормоз –
я выхожу, и что есть сил идти,
иду пешком сквозь весь открытый космос,
чтоб вновь свою планету обрести.

Максим АЛПАТОВ:

Творчество Ах Астаховой – пример уникальной патологии стихотворной речи. Множество авторов пытается делать из наивной поэзии пиар-продукт для сбыта, но большинство из них всё-таки графоманы – то есть, те, кто обладает хоть какой-то страстью к самовыражению. Астахова полностью удаляет себя из своих стихотворений, её образа там нет и никогда не будет. В разборе на портале The Question Лев Оборин сравнил её с Надсоном и Асадовым, в комментариях Вконтакте мне попадались реплики про «графа Хвостова нашего времени»; и то, и другое – скорее натяжка, комплимент. Точно так же Астахова не вписывается в легион сетевых поэтов – у неё нет литературного идеала, для данного метода производства текстов он даже вреден.

Стихотворение, по Астаховой, – облако тэгов, поэтому классический структурный анализ к нему неприменим. Странно удивляться отсутствию цельности там, где её и не должно быть. Фразы вроде «мой поиск оправданий зашел в тупик», «замкнутый круг», «ни города, ни дома своего» вызывают простейшие ассоциации по отдельности, связывать их в сюжет не обязательно. Астахова вроде как вводит мотив метафизического путешествия, который формально объединяет образы, но это больше для упражнения. Где у замкнутого круга «тупик», а где – «ось», по которой что-то куда-то съезжает – такие вопросы здесь не уместны.

Достигается эмоциональный эффект или нет, в данном случае зависит только от читателя и его вкусов. Поэтому в тексте собраны все самые попсовые поэтические шаблоны, создающие ореол «литературности»: архаика («бестолочь», «коль», «тщеславье»), театральность («что есть сил кричу», «боже мой!»), предсказуемые рифмы («оправданий/признаний», «идти/обрести», «кругу/друга»). Концентрация банальности доведена до предела, но не из-за пиетета перед извращённым образом традиции (как часто бывает у графоманов): цель в том, чтобы текст стал универсальным предметом общего потребления.

Собирать блочные конструкции из штампов несложно, производители стихотворных открыток – лишь один из примеров. Астахову отличает не само стремление потакать наиболее примитивным запросам публики (тут «специалистов» хватает), а повышенная чуткость к эволюции этих запросов. Заламывание рук, эмо-печальки и самокопания больше не в моде, поэтому онтологический ракурс в творчестве Астаховой изменился. Раньше она спекулировала репликами вроде «мы молоды, одеты и пусты», но большинство тех, кому сейчас 20-25 лет, не считают себя пустыми. Рефлексия и эмпатия уступили гедонизму и отказу от самостоятельности, которую так маниакально навязывали предыдущему поколению. Ключевой образ в стихотворении Астаховой точно ухватывает суть: «Из окна такси я наблюдаю, как моя планета стремительно съезжает по оси». Примерно так ощущает мир человек в похмелье от того, какой он сам «особенный», а мир вокруг – отстой, безжизненный космос, разваливающийся на части. При этом безвольное наблюдение за собственной судьбой подменяет жизнь – знакомо и очень актуально.

В расчёте Ах Астаховой есть лишь один изъян – кажется, она сама слишком поверила в миф о «среднестатическом простом читателе». А ведь он – не более чем сумма вкусов и в природе не существует. По улицам ходят не модели для соцопросов. Даже самые приземлённые люди иногда оказываются в экстремальных состояниях, и в эти моменты возникает потребность выразить словами то, для чего слов пока нет. Поэтому главный недостаток поэзии Астаховой – не столько отсутствие литературной ценности, сколько нулевой заряд человечности.

Олег ДЕМИДОВ:

Мы не будем касаться технической стороны стихотворения Ах Астаховой. Об этом уже предельно чётко сказал Александр Переверзин. Кирилл Анкудинов у себя в «Фейсбуке» решил поместить два безымянных стихотворения и проверить литературную общественность: определят они, где Ах Астахова и где Олег Чухонцев? Переверзин легко справился с этой задачей: «Разница в том, что в стихах Астаховой между слов столько места, что туда влезет, что угодно. И менять все можно, как угодно. У Чухонцева слова на сваях, там ни одного слова нельзя подвинуть или поменять».

Тот же разряженный воздух – и в этом стихотворении.

Любопытно другое.

Сознательно или нет – неважно, но Астахова аккумулирует в своих текстах уже разработанные смысловые пласты и находки предшествующих поколений поэтов. Данное стихотворение может походить на центон, но едва ли сам автор об этом подозревает.

Попробуем разобраться, что и откуда взято.

я наблюдаю, как моя планета

стремительно съезжает по оси!

Здесь и Сергей Нельдихен сразу с двумя текстами («От старости скрипит земная ось…» и «Отшельник-эскимос запряг собак…»), и Осип Мандельштам («Вооружённый зреньем узких ос, / Сосущих ось земную, ось земную, / Я чую всё, с чем свидеться пришлось, / И вспоминаю наизусть и всуе…»). Но Астахова как известный сетератор аккумулирует в первую очередь легкоузнаваемые тексты. Поэтому Нельдихен с Мандельштамом – для профессионалов. Для простых читателей – популярная «Песенка о медведях» Леонида Дербенёва («Где-то на белом свете, / Там, где всегда мороз, / Трутся спиной медведи / О земную ось»).

И не беда, что внутренний мир стихотворения Астаховой эсхатологичен, как у поэтов Серебряного века, – так нужно. Предчувствие конца света как нельзя лучше подходит для любовной лирики. Но всё это – только атмосфера. Самое же главное – отношения. А они развиваются как раз согласно песенке Дербенёва:

Чтобы однажды утром,

Раньше на год иль два,

Кто-то сказал кому-то

Главные слова.

Размытость, отсутствие конкретики – вот что берёт Астахова, у которой:

Зашёл в тупик мой поиск оправданий:
ни города, ни дома своего!
Я бестолочь, коль тысячи признаний
важнее человека одного.

Сюда же можно отнести и это:

Мне трудно различать врага от друга
и (боже мой!) тщеславье от любви.

Лирическая героиня Астаховой в смятении. Она не может определиться со своей любовью. Поэтому возникают такие размытые сцены, как на картинах с Монмартром Камиля Писсаро: лёгкие и небрежные мазки, за которыми угадывается содержание. Оптика – как через забрызганное дождём стекло.

Продолжим изучение этого псевдоцентона.

Несёт такси по замкнутому кругу,
Я что есть сил кричу: «Останови!»

Здесь Астахова работает с популярной сентенцией «Остановите Землю – я сойду». Часто вместо «земли» появляются «планета» или «глобус». У поэта – ничего этого нет, но сама энергия и ритмика синтаксической конструкции угадывается.

Сентенция родом из одноимённого мюзикла «Stop the World – I Want to Get Off» (1961) Лесли Брикасса и Энтони Ньюли. Знакома ли с ним Астахова, трудно сказать. Скорее – опосредованно: через песню «Снегопад» группы Звери («И под окном в сугробе / Ищу любовь до гроба / Остановите глобус / Минуту, я сойду») или через популярные сетевые статусы и девачковые посты.

Не раз было сказано, что сетераторы отталкиваются от поэтов-шестидесятников. И на этот раз мы видим ту же картину. Только к поэзии прибавляется ещё несколько «оттепельных» элементов: мюзикл (1961), песенка (1967) и, наконец, «Новогодние ралли-стоп» (1975) Андрея Вознесенского.

Астаховская езда «по замкнутому кругу» напоминает пробку Вознесенского:

Пл. Маяковского, 3 ч. дня.

Ты в четырех машинах впереди меня.

«Волга». «Москвич». «Рафик».

Красный зад с табличкою «проба».

Трафик.

Пробка.

<…>

Старушка пешком обгоняет вас

со скоростью 100 км в час.

По тротуарам несутся ночные ковбои

с единственной мыслью: кого бы?

<…>

Я тоскую по сильным глаголам –

жить – думать – дышать – мчать, –

как форвард тоскует по голу,

когда окончился матч.

Герой Вознесенского стоит в канун Нового года в пробке и мучается от невозможности застать любимую, которая в нескольких машинах впереди него также стоит в пробке. Понятно, что это большая метафора застоя 1970-х. И Новый год – праздник – ожидание чуда и перемен.

Героиня Астаховой находится в схожей ситуации. Такси возит её по замкнутому кругу. День сурка на московских улицах. И единственный выход – выйти из этой системы: из такси – в космос. Но тут попытка порвать шаблон превращается, как мы уже выше писали, в новый шаблон. Из мира Вознесенского Астахова уходит в мир Дербенёва.

Но главная беда – всё это делается неосознанно, по наитию, из желания задеть узнаваемой строкой или знакомой интонацией как можно больше читателей.

Прав Максим Алпатов, когда говорит, что «в тексте собраны все самые попсовые поэтические шаблоны, создающие ореол “литературности”». Только шаблоны эти – не архаика, простенькие рифмы и театральная подача, а популярные претексты. Всё, что получается у Астаховой дать от себя, – плохо скомпонованные слова.

И ещё один момент. Когда Алпатов видит главный недостаток поэзии Астаховой в «нулевом заряде человечности», хочется его поправить. Если всё строится на шаблонах, о какой вовлечённости автора в текст может идти речь? Нет этого – нет и человечности. Остаётся яндекс-автопоэт с продвинутой прошивкой и девачковой версией.